Статьи
2018
- «Благослови свой синий окоём». Космоперсонализм и историософская ирония Максимилиана Волошина // М.А.Волошин: pro et contra, антология./ Сост.,вступ. статья, коммент. Т.А.Кошемчук. - СПб.: ЦСО, 2017 - 800 с. - (Русский Путь). М11. ISBN 978-5906623-12-16. С. 425-438.
2017
- . Часть II // Философский журнал. 2017. Т. 10. № 3. С. 5-31. DOI: 10.21146/2072-0726-2017-10-3-5-31
Статья представляет собой историко-философское исследование, разъясняющее оригинальную трактовку отношения философии и идеологии, которая родилась в пору «московской философской оттепели» и была подхвачена российскими философами-шестидесятниками. В центр внимания поставлена неомарксистская теория мышления, прорабатывавшаяся Э.В. Ильенковым, и неомарксистская теория сознания, заявленная М.К. Мамардашвили. Сходство и смысловое родство этих концепций автор видит: в употреблении понятия «идеология» исключительно в значении пейоратива (осудительно-негативного термина); в однотипном понимании «идеального» (Ильенков) и «формы» (Мамардашвили); в основательном продумывании ими обоими проблематики иллюзий, объективных видимостей, «объективных мыслительных форм» и «превращенных форм». Ильенков и Мамардашвили не просто находятся в многоплановой перекличке друг с другом. Оба они перекликаются еще и с Кантом как автором статьи «Ответ на вопрос: что такое просвещение?». Анализ этого «надвременного соавторства» позволяет увидеть, что борьба за освобождение людей из-под власти идеологий не может быть успешной (а) без коренной перестройки образования и (б) без философского просвещения, избавленного от изъянов и односторонностей просветительства.
- Философия как критика идеологий . Часть I // Философский журнал. 2016. Т. 9. № 4. С. 5-17. DOI: 10.21146/2072-0726-2016-9-4-5-17
В статье рассматриваются отношения философии и идеологии в условиях информационного противоборства (information warfare). Его характеризует феномен зеркальной идеологической симметрии, когда на обеих сторонах смыслового конфликта используются однотипная софистика и казуистика. Мобилизация массовых аудиторий, обеспечиваемая зеркальной идеологической симметрией, подчиняется двум главным интенциям: (а) предостережение и (б) воодушевление проектом. Эффект предостережения достигается посредством разжигания упреждающего недоверия, создания «образа врага», изобретательного компромата и насаждения культа бдительности. Типовой дискурс идеологических предостережений - это «коллаж из разрозненных информационных вспышек», допускающий потерю логической памяти и логическую бессовестность. Автор предлагает обратиться к самой дискурсивности речи и логической защите сознания и мышления средствами логико-лингвистического анализа. Воодушевляющие проекты достаточно точно отвечают понятию миссии и продолжаются и поныне, тая в себе опасность геополитических мифов, межнациональной нетерпимости и возрожденных историцистских спекуляций. По мнению автора, философским ответом на эти идеологические угрозы должна стать культура скептической верификации ожиданий и надежд, строгое различение программы и идеала (целевого ориентира) и дальнейшая разработка концепции открытой истории
- Очаг просвещения на Чистых прудах // Вопр. философии. 2017. № 7. С.132-136.
- История философии в регистре публицистики // История философии в формате статьи / Сост. и отв. ред. Ю.В. Синеокая. М.: Культурная революция, 2016. С. 71-109.
- Категория толпы в поэтическом мышлении Лермонтова // Проблемы российского самосознания: мировоззрение М.Ю.Лермонтова. Материалы 11-й Всероссийской конф. Октябрь 2014. Москва-Пенза-Тарханы / Под ред. С.А. Никольского. М.: ИФ РАН, 2015. С. 103-121.
- История философии как музей и театр // История философии: вызовы XXI века. Материалы Международной научной конференции /
Под ред. Н.В.Мотрошиловой. М.: Канон+, 2014. С. 41-46.
- Историко-философская публицистика (приметы и требования) // Философия и культура. 2014. №5 (77). С. 731-744.
- О культуре доброжелательства (заповедь любви к ближнему у Канта и Толстого) // Проблемы философии культуры. Вып. 2. М.: ИФ РАН. 2014. С. 62-93.
- «Не дай мне Бог сойти с ума...» (максима самосохранения разума в антропологии Канта) // Историко-философский ежегодник 2011. М.: Канон+, 2012. С. 205-232.
- Трагедия красоты в книге К.Кантора «Красота и польза» // Вопросы философии. 2012. № 12. С. 177-188.
- Могилы марксистов на кладбище русских литераторов // Долг и любовь. Сборник филологических работ в честь 65-летия профессора М.В.Михайловой. Статьи, рецензии, эссе. М.: Кругъ, 2012. С. 14-19.
- Перевод с немецкого: Юрген Хабермас. Концепт человеческого достоинства и реалистическая утопия прав человека (Deutsche Zeitschrift fü r Philosophie. 2010. Hft. 3. S. 343-356) // Вопросы философии. 2012. № 2. С. 66-80.
- Философско-правовые глубины чеховского рассказа «Злоумышленник» // Философия и культура. 2011. № 6. С. 87-98.
- Антиномии правосудия в художественной прозе Чехова // Проблемы российского самосознания: Мировоззрение А.П.Чехова. Материалы Седьмой Всероссийской конференции. Москва-Ростов, 2011. С. 23-34.
- Этика ненасилия и проблема правового нигилизма // Проблемы российского самосознания: Философия Льва Толстого. Материалы Шестой Всероссийской конференции. Москва-Тула, 2011. С. 14-27.
- О трафаретных предрассудках в толковании генезиса и смысла прав человека // Философия в диалоге культур. Материалы Всемирного Дня философии (ноябрь 2009). М.: Прогресс-Традиция, 2010. С. 136-154.
- Антитетика массового сознания // Открывая Грушина. М.: МГУ, 2010. С. 129-139.
- Кант на все времена // Философия и этика. Сборник научных трудов к 70-летию академика А.А.Гусейнова. М.: Альфа-М, 2009. С. 104- 120.
- Экзистенциальная сотериология Мераба Мамардашвили // Мераб Константинович Мамардашвили [серия Философия России второй половины XX века]. М.: РОССПЭН, 2009. С. 174-202.
- Предопределение и твердая воля в теологии Жана Кальвина // Философия и культура. 2009. № 10. С. 31-42.
- Реформация и становление новоевропейской цивилизации // Вестник РГНФ. 2009. № 1 (54). С. 68-75.
- Реформация как цивилизационный «геологический сдвиг» // Берестень (философско-культурологический альманах). 2009. № 1 (3). С. 79-87.
- Человек под допросом (нелживость, правдивость и право на молчание) // Логос. Спецвыпуск. 2008. № 5 (68). С. 23-34.
- Критико-верификационная функция философии // Актуальные проблемы сквозь призму философии. Ежегодник МИОН. Вып. 2. Новгород Великий. 2008. С. 77-89.
- Вторая формула категорического императива в морально-правовом учении Вл. Соловьева // Иммануил Кант: Наследие и проект / Под ред. В.С.Степина, Н.В.Мотрошиловой. М., 2007. С. 550- 558.
- Самосознание против самолюбования // Проблемы российского самосознания: Материалы 1-й Всероссийской конференции, Москва-Орел, 2006 / Под ред. С.А.Никольского. М.: ИФРАН, 2007. С. 38- 43.
- Историко-философское исследование как пример транскультурной коммуникации (рецензия на кн.: Рыскельдиева Л.Т. Деонтология в истории философии) // Альманах «Totallogy». Вып. 13. Киев, 2006 (0,6 а.л.).
- Карательная справедливость и юридический гуманизм // Справедливость и ненасилие: российский контекст. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2006 (2,5 а.л.).
- Основные паттерны новоевропейской цивилизации: «трудоголик», «профессионал», «предприниматель», «правозащитник» // Интернет-сайт «Этика: информационный ресурс» (ethicscenter.ru/solov-1). 2006 (1,6 а.л.).
- И. Кант: этический ответ на вызов эпохи секуляризации // Историко-философский ежегодник"2004. М.: Наука, 2005. С. 209-226.
- Провидение против фатума // Философия и история философии: актуальные проблемы. К 90-летию академика Т.И.Ойзермана. М., 2004. С. 382-396.
- Переосмысление талиона. Карательная справедливость и юридический гуманизм // Новый мир. 2004. № 4. С. 123- 143.
- Секуляризация-историцизм-марксизм (тема человекобожия и религии прогресса в философской публицистике С.Н. Булгакова // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2004. № 2.
- Момент дикости (о правах человека, правосудии и водке) // Индекс: Досье на цензуру. 2003. № 18.
- Человекобожие и религия прогресса в публицистике С.Н.Булгакова // Вопросы философии. 2002. № 7.
- Гуманитарно-правовая проблематика в философской публицистике В.С.Соловьева // Соловьевский сборник. Материалы международной конференции «B.C.Соловьев и его философское наследие» (Москва, 28- 30 августа 2000 г.) / Под ред. И. Борисовой и А. Козырева. М.: Феноменология-Герменевтика, 2001. С. 29- 51.
- Секуляризация- историцизм- марксизм: тема человекобожия и религии прогресса в философской публицистике С.Н.Булгакова // Вопросы философии. 2001. № 4. С. 31- 37.
- Понятие права у Канта и Гегеля (вгляд из русской традиции и современности) // Судьбы гегельянства: философия, религия и политика прощаются с модерном / Под ред. Петера Козловски и Эриха Соловьева. М.: Республика, 2000. С. 272-286.
- Благослови свой синий окоем. Космоперсонализм и историософская ирония Максимилиана Волошина // Русский журнал. 1998 (март).
- Экзистенциальная сотериология Мераба Мамардашвили // Историко-философский ежегодник"1998. М.: Наука, 2000. С. 387-407.
- Права человека в политическом опыте России (вклад и уроки XX столетия) // Реформаторские идеи в социальном развитии России. М.,: ИФРАН. 1998. С. 131- 199.
- Философский журнализм шестидесятых: завоевания, обольщения, недоделанные дела // Вопросы философии. 1997. № 8 (перепечатано в кн.: Как это было: Воспоминания и размышления / Под ред. В.А.Лекторского. М.: РОССПЭН. 2010).
- Позвольте объявиться // Там же. № 8. С. 68- 71.
- Толерантность как новоевропейская универсалия // Философьска думка. Киев. № 3- 4. 1997.
- Только после Владимира Соловьева русская либеральная мысль смогла обрести программную последовательность // Либерализм в России / Под ред. В.Ф. Пустарнакова и И. Худушиной. М.: ИФ РАН, 1996.
- Правовой нигилизм и гуманистический смысл права // Квинтэссенция: философский альманах. М.: Политиздат. 1990.
- Индивид, индивидуальность, личность // Коммунист. 1988. № 17. С. 50- 63.
- Попытка обоснования новой философии истории в фундаментальной онтологии М. Хайдеггера // Новые тенденции в западной социальной философии. М.: ИФАН (ротапринт), 1988. С. 11- 50.
- Морально-этическая проблематика в «Критике чистого разума» // «Критика чистого разума» Канта и современность / Отв. ред. В.А.Штейнберг. Рига: Зинатне, 1984.
- Биографический анализ как вид историко-философского исследования // Вопросы философии. 1981. № 7. С. 115- 126. № 9. С. 132- 143.
- Предпринимательство и патриотическое сознание // Культура российского предпринимательства. М., 1977. С. 58- 70.
- Теория «общественного договора» и кантовское моральное обоснование права // Философия Канта и современность. М.: Мысль, 1974.
- Экзистенциализм // Вопросы философии. 1966. № 3. 1967. № 1.
- Статьи: « » (Кант), «О рабстве воли » (Лютер), Разум практический // Новая философская энциклопедия : В 4 т. М.: Мысль, 2000- 2001.
- The Philosophical-Historical Views of Herzen as a Problem in the History of West European Philosophy // Russian Studies in Philosophy. Winter 2012-2013. Vol. 51. No 3. P. 83- 95.
- The Philosophical-Legal Depth of Chekhov’s Story «A Malefactor». Philosophical Views of Leo Tolstoy and Anton Chekhov // Russian Studies in Philosophy. 2011. Vol. 50. No 2. P. 70- 82.
- The Existential Soteriology of Merab Mamardashvili // Russian Studies in Philosophy. Vol. 49, no. 1 (Summer 2010). P. 53- 73.
- The Institute of Philosophy Has Long Been an Institution of Civil Society // Russian Studies in Philosophy. Vol. 48, no. 1. 2009. P. 83 - 100.
- Erich Ju. Solowjow . Die zweite Formel des kategorischen Imperativs in der moralisch-rechtlichen Lehre Wladimir Solowjows // Kant in Spiegel der russischen Kantforschung heute / Hrsg. von Nelly Motroschilowa und Norbert Hinske. Stuttgart; Bad Cannstatt: Frommann-Holzboorg, 2008. S. 145-152.
- The Humanistic-Legal Problematic in Solov"ev"s Philosophical Journalism // Studies in East European Thought. Special Issue / Ed. by Evert van der Zweerde. Vol. 55, No. 2. 2003. P. 115- 139.
- Sekularisation- Historizismus- Marxismus. Menschgottum und Fortschrittreligion in der philosophischen Publizistik S.N. Bulgakovs // Das Christentum und die totalitä ren Herausforderunden des 20. Jahrhunderts: Rußland, Deutschland, Italien und Polen im Vergleich / Hrsg. von Leonid Luks. Kö ln; Weimar; Wien: Bö hlau Verlag, 2002. S. 89 - 101.
- Der Begriff des Rechts bei Hegel und Kant // Die Folgen des Hegelianismus (Philosophie, Religion und Politik im Abschied von der Moderne / Hrsg. von Peter Koslowski. Mü nchen: Wilhelm Fink, 1998.
- Ethische Begrü ndung des Rechts bei Vladimir Solovi"ev // Russisches Denken im europaeischen Dialog / Hrsg. von Maria Deppermann. Innsbruck; Wien: Studien-Verlag, 1998. S. 311- 318.
- Law as Politians" Morality // Justice and Democracy: Cross-Cultural Approach. Honolulu , 1997.
- Not a Forecast, but a Social Prophesy // Studies in East European Thought 45, no. 1 - 2. P. 37 - 49.
- Die Entstehung einer personalistischen Philosophie im heutigen Russland // Studies in Soviet Thought 44. 1992. P. 193 - 201.
Эпоха религиозных войн, фрагментами которой оказались и первые буржуазные революции (нидерландская и английская), привела к глубокой секуляризации общественного сознания. К концу XVII столетия религия перестала быть универсальной организующей формой социального космоса. Она сделалась теперь, с одной стороны, идеологией в тесном смысле слова; с другой - неотчуждаемой личной верой, которая лишь огрубленно и условно оформляет себя в узаконенных конфессиях. Этот процесс сопровождался еще невиданным идейно-нравственным кризисом.
Но появилась новая ценностно-нормативая система -- система правосознания, основными компонентами которой стали:
- * обостренное внимание к проблематике распределительной и карательной справедливости (к выполнению принципа "каждому свое" в практике властных третейских решений);
- * развитие контрактной этики, то есть культуры соблюдения договоров, соглашений, обоюдных обязательств;
- * идея неотчуждаемых прав-свобод, от рождения дарованных каждому.
Все эти представления рождались на свет как этически значимые, как новые "нравственные абсолюты" (Ю. Н. Давыдов).Соблюдать справедливость, чтить договоры, уважать чужую свободу -- в этом стали видеть безусловные, как бы надвременные требования, которые противостоят нравственным предписаниям враждующих вероисповеданий и вменяются в обязанность всем без исключения.
ГМ. Сервет, Кастеллион, Л. и Ф. Социны, П. Шаррон, М. Монтень, Р. Браун, У. Пенн, П. Бейль нашли универсальный нормативный язык, пригодный для всех и масса людей, отчаявшаяся в человеколюбии каждого из христианских вероисповеданий, духовно оживала благодаря надконфесснональной идее прав человека.
Об этом выразился в "Первом философическом письме" П. Я. Чаадаев:
"Пускай поверхностная философия сколько угодно шумит по поводу религиозных войн, костров, зажженных нетерпимостью, -- что касается нас, мы можем только завидовать судьбе народов, которые в этом столкновении убеждений, в этих кровавых схватках в защиту истины создали себе мир понятий, какого мы не можем себе даже и представить, а не то что перенестись туда телом и душой, как мы на то притязаем".
Лишь в XVI-XVII веках впервые появляется на свет действительное правосознание в его отличии от нравственности, от религиозного суждения о запретном и греховном.
Это была грандиозная работа, включавшая в себя:
- * обоснование понятия частной собственности;
- * договорную интерпретацию полномочий государственной власти;
- * коренное переосмысление концепции "естественного права" (Джон Локк).
Локк оказался великим толкователем нарождающегося правосознания, сумевшим зафиксировать и высказать такие его установки, которые не только сохранили свою социальную действенность на протяжении всего XVIII столетия, но в известном смысле вообще оказались "навечными".
При создании политико-правового учения Локк работал прежде всего, как философ-аналитик, выражавший на отчетливом языке рассудка такие очевидности, которые неявным образом уже подчиняли себе актуальное политическое сознание. По словам Маркса, сочинение Локка о происхождении человеческого разума было встречено как "давно и страстно ожидаемый гость". А чтение в XVII-XVIII веках его четырех писем о веротерпимости и двух трактатов о государственном правлении сопровождалось максимальным эффектом узнавания того, что уже витало в воздухе и подразумевалось.
Маркс выразил это следующим образом: Локк "представлял новую буржуазию во всех ее формах в противоположность феодализму".
В философско-правовой теории Локка впервые высказал граждански-правовой идеал. Государственно-правовая теория Локка оказывается философски концептуальным построением, посредством которого революции XVI-XVII сменяются на буржуазно-демократические перевороты.
Локковская конструкция "естественного права " -- это уже не просто система теоретических постулатов существующего государственно-правового порядка, а это прямая декларация "неотчуждаемых прав". На учение Локка прямо опирается конституционная практика североамериканских штатов, их знаменитые билли о правах. Локк -- первый философ, участвовавший в составлении первоучредительного государственного акта : он написал конституцию для Сев. Каролины в 1669 году.
Можно сказать, что учение Локка впервые угадало и аналитически прояснило буржуазно-демократическую законодательную волю.
Раннебуржуазная интерпретация равенства
Живой субъект правопорядка у Локка - это индивид, ищущий частную выгоду. "Естественное состояние" (2ой локковский трактат о государственном правлении) -- это прежде всего состояние "честной" конкуренции, основанной на взаимопризнании.
"Естественный закон" понимается Локком в первую очередь как требование равнопартнерства: природа предписывает, чтобы каждый индивид принимал другого в качестве свободного и независимого контрагента, соревнующегося с ним на поприще искания выгоды.
Равенство и свобода, которые входят в локковскую трактовку "естественного состояния" и "естественного закона", -- это товарно-меновые отношения . Речь идет о равенстве возможностей и притязаний.
Суть сводится к тому, что ни один из индивидов, сколь бы скудным ни было его естественное достояние, не может быть исключен из конкуренции, отторгнут от свободного обмена благами и услугами.
Парадоксальная идея "равенства без уравнивания ", равенства, допускающего естественное несходство людей.
В трактате "О гражданине" Гоббс следующим образом обозначил один из основных модусов "естественного закона":
"...каждый должен представлять собой выгоду для остальных. Для того, чтобы понять это, нужно обратить внимание на то, что при образовании обществ среди людей наблюдаются различия в способностях".
А.Смит: лишь благодаря обмену природные различия индивидов становятся общественно значимыми, а сами индивиды -- равнодостойными в своей ограниченности и особенности.
"Тройственная формула" гражданских прав
В "Трактате о государственном правлении" Локк формулирует три основных прирожденных права личност и, которые индивиды признают друг за другом в "естественном состоянии" и которые затем гарантируются самим государством: это право на жизнь, свободу и собственность.
Эти три права образуют, согласно Локку, конституционный базис правового порядка и впервые делают возможным законодательство, не стесняющее, а эмансипирующее по своему основному смыслу.
Тройственная правовая формула Локка (свобода, жизнь, собственность) вошла во многие раннебуржуазные конституции и явилась "клеточкой", из которой развилось затем более дифференцированное содержание "прав человека и гражданина".
Права, означенные в "тройственной формуле" Локка, рефлектируют друг в друга: свобода в узком смысле слова и право на жизнь уже как таковые суть право собственности, ибо в них предполагается, что индивид есть владелец своих целей и жизненных сил.
И наоборот, право на собственность и право на жизнь уже как таковые суть свободы, ибо обеспечивают простор для реализации той же самой воли, которая выражает себя в выборе призвания, в полагании целей, в нестесненной совести и слове.
1. Право собственности . Включает в себя право на жизнь и свободу и нередко фигурирует в тексте локковского трактата как наиболее общее обозначение политико-юридического статуса личности. "Великой и главной целью объединения людей в государства и передачи ими себя под власть правительства, -- заявляет Локк, является сохранение ими собственности".
Велика роль труда
Мысль Локка о происхождении всякой собственности из труда, как ни наивна она, не просто заблуждение.
Во-первых , она выражает иллюзию, которая становится истиной при некоторых исключительных ("идеальных") условиях организации экономической практики.
Во-вторых , мысль эта, ошибочная как суждение о действительных фактах экономической истории, содержит в себе тем не менее момент нормативной истины.
Именно полагание труда в основу всякого частного владения позволило Локку слить воедино три основных прирожденных права личности.
2. Труд, нацеленный на достижение индивидуального благополучия и выгоды, признается Локком определяющей формой человеческой жизнедеятельности, которая в первую очередь имеет в виду право на жизнь.
Право это, как оно трактуется Локком, не может быть сведено к простому запрету на убийство.
Нарушением права на жизнь является, согласно Локку, уже всякое закабаление индивида, всякое насильственное присвоение его производительных способностей. Не убийство как таковое, а рабство, когда человек получает в полное свое распоряжение жизненные силы другого и волен совершить над ним все что угодно, вплоть до убийства.
Для Локка самоочевидно, что подлинное право на жизнь существует лишь там, где общество состоит из экономически независимых производителей, часть которых (под давлением "потребностей и обстоятельств", а не в силу чужого приневоливания) на время продает себя в работу. При любых иных социальных условиях жизнь, по строгому счету, уже не является гарантированной.
Жизнь сводится Локком к деятельности, подчиненной счастью и выгоде как неотчуждаемо-личным целям каждого отдельного индивида.
3. Отсюда делается понятной внутренняя связь, существующая между этим правом и последним членом локковской "тройственной формулы", а именно свободой в узком смысле слова.
Свобода, поясняет Локк, существует там, где каждый признается "владельцем собственной личности".
Но право это имеет еще и свое собственное глубинное содержание. Речь идет о том, что в разумном обществе ни один человек не может быть невольником, вассалом или прислужником самого государства. (Локк против деспотизма и теократии)
Кроме того Локк считает сомнительной всякую декларацию права собственности и права на жизнь, которая не опирается на гарантии свободного индивидуального самоопределения.
Люди не могут быть на деле ни полными собственниками своих имуществ, ни независимыми товаропроизводителями, если им не обеспечена свобода совести. Это утверждение достаточно ясно высказывают более его работы: "Опыт о законе природы" и знаменитое "Письмо о веротерпимости".
"Опыт о законе природы ": утилитарная редукция этики, право человека самостоятельно ориентироваться в проблемах, относящихся к его удовольствию и страданию, пользе и вреду. Всякая попытка решать за индивида, что для него выгодно, а что -- пагубно, является морально несостоятельной.
С этой важнейшей установкой "Опыта..." перекликается центральная идея "Письма о веротерпимости ", одного из произведений XVII века, где принцип толерантности доведен до прямого отстаивания свободы совести и отделения церкви от государства.
Локк пишет: "Никого нельзя заставить быть богатым или здоровым вопреки его воле"; в том же смысле следует признать, что "попечение о собственной душе принадлежит каждому человеку и должно быть предоставлено ему самому...
"Я утверждаю, -- пишет Локк, -- что власть государя не доходит до установления истин веры и форм богослужения силой его законов. Ибо законы бессильны без наказаний, а наказания в этом случае абсолютно нетерпимы, ибо они не в состоянии убедить душу... Лишь свет и доказательства могут способствовать изменению во мнениях".И далее: "Не различия во мнениях, которых нельзя избежать, но отказ от терпимости по отношению к тем, кто держится иного мнения, породил все свары и войны, которые были в христианском мире...".
Обретение веры есть для Локка процесс сокровенный и неотъемлемо личный .
Нестесненная совесть образует базис всех прав. Вера проектирует себя в целях, цели реализуются в предприятии (труде), труд воплощается в собственности.
Данная картина, если ее понимать, как изображение реального социально-экономического явления не учитывает постоянно совершающегося в условиях классового общества отчуждения собственности от труда.
Дело, однако, будет выглядеть по-иному, если эту же самую картину трактовать как утверждение некоторой нормы и образца.
Только та деятельность достойна названия "труда", которая покоится на независимом суждении, выборе и целеполагании. Локк сумел первым увидеть в свободе совести элементарное условие, соблюдение которого только и делает сам труд личным трудом.
"Естественное право" Локка формулировало новый политико-юридический идеал: идеал общества, в котором каждый человек с самого начала признается в качестве индепендента-труженника-собственника.
Наиболее важно - обнаружение Локком глубокого смыслового единства всех прав-свобод.
Локковская концепция естественного права противостоит не просто феодальным социально-политическим воззрениям, но и образу мыслей, вообще характерному для докапиталистических обществ. Она требует от государства не просто "мудрой опеки над подданными", не просто отеческой заботы и рационального сочетания "общей выгоды с частной". Она ставит во главу угла уважение к дееспособности и гражданской самостоятельности индивида.
Соловьев Э.Ю.
Феномен Локка
Эпоха религиозных войн, фрагментами которой оказались и первые буржуазные революции (нидерландская и английская), привела к глубокой секуляризации общественного сознания. К концу XVII столетия всеобъемлющее схоластико-теологическое верознание уже не имело авторитета для разума, а сама религия перестала быть универсальной организующей формой социального космоса. Она сделалась теперь, с одной стороны, идеологией в тесном смысле слова, то есть более или менее рационализированным доктринально-догматическим комплексом, в каждом случае обслуживающим особые и специфические государственные, коалиционные или сословные интересы; с другой - неотчуждаемой личной верой, которая лишь огрубленно и условно оформляет себя в узаконенных конфессиях. Этот процесс сопровождался еще невиданным идейно-нравственным кризисом: девальвацией традиционных патриархальных обычаев и детальных морально-предписательных кодексов, которые каждое конкретное вероисповедание выдвигало в противовес каждому другому. Потеряли кредит и абстрактные религиозные декларации альтруизма, сострадания и милосердия, слишком часто оказывавшиеся орудием лицемерия.
И все-таки западноевропейское общество не провалилось в болотную топь беспринципности. Нравственный кризис сопровождался нарождением и укреплением новой ценностно-нормативной системы - системы правосознания, основными компонентами которой стали:
а) обостренное внимание к проблематике распределительной и карательной справедливости (к выполнению принципа «каждому свое» в практике властных третейских решений);
б) развитие контрактной этики, то есть культуры соблюдения договоров, соглашений, обоюдных обязательств («вексельной честности», как выразился однажды идеолог славянофильства К. С. Аксаков с иронией, достойной лучшего применения);
в) идея неотчуждаемых прав-свобод, от рождения дарованных каждому человеческому индивиду.
Все эти представления рождались на свет как этически значимые, как новые «нравственные абсолюты», если воспользоваться широко дебатируемой сегодня терминологией Ю. Н. Давыдова. Соблюдать справедливость, чтить договоры, уважать чужую свободу - в этом стали видеть безусловные, как бы надвременные требования, которые противостоят нравственным предписаниям враждующих вероисповеданий и вменяются в обязанность всем без исключения властям, не исключая и небесного господина.
Горнилом, в котором выковывалось этически беззаветное правосознание, была в XVII веке борьба за свободу совести. «Апостолы веротерпимости» (М. Сервет, Кастеллион, Л. и Ф. Социны, П. Шаррон, М. Монтень, Р. Браун, У. Пени, П. Бейль) нашли универсальный нормативный язык, пригодный для всех развивающихся правозащитных движений, начиная с бюргерски муниципальных, кончая фритредерским. Масса людей, отчаявшаяся в человеколюбии каждого из христианских вероисповеданий, духовно оживала благодаря надконфессиональной идее прав человека.
Если позволительно говорить, что только с Галилея - Ньютона началась наука в собственном смысле слова; что только в станковой живописи и внехрамовой скульптуре позднего Возрождения впервые конституировалось искусство как таковое; что только после У. Петти возникает подлинный политико-экономический анализ, то с еще большим основанием можно утверждать, что лишь в XVI - XVII веках впервые появляется на свет действительное правосознание в его отличии от нравственности, от религиозного суждения о запретном и греховном, а также от простой рефлексии в наличный (указно-запретительный или указно-разрешительный) закон.
Именно эта новая форма нормативного сознания систематически развертывается философами-новаторами XVII века, превращаясь в теоретическое правопонимание и цивилизованную политологию. Центральное место в этой грандиозной работе, включавшей в себя:
а) обоснование понятия частной собственности как необходимой предпосылки распределительной справедливости;
б) договорную интерпретацию полномочий государственной власти;
в) коренное переосмысление концепции «естественного права»,
принадлежало английскому философу Джону Локку.
В историко-философских концепциях XIX столетия Локк нередко квалифицировался как типичный представитель «новаций вчерашнего дня», то есть таких теоретических представлений, которые, не успев покрыться почтенной патиной, превратились в расхожие банальности здравомыслия. Для этого были свои основания. Разработанная Локком эмпирико-индуктивная методология и теория образования абстракций действительно целиком принадлежали XVII -началу XVIII века. Они сохраняли свою силу и значимость лишь до той поры, пока был жив их прямой противник - схоластика.
Последнее, однако, никак нельзя сказать о локковском политико-правовом учении. Локк оказался великим толкователем нарождающегося правосознания, сумевшим зафиксировать и высказать такие его установки, которые не только сохранили свою социальную действенность на протяжении всего XVIII столетия, но в известном смысле вообще оказались «извечными». Политико-правовые суждения Локка не могут ни состариться, ни отмереть до той поры, пока во всем мире не утвердятся институты гражданского общества, начала конституционализма и разделения властей; пока не перестанет развиваться и оказывать свое нормирующее воздействие на социально-политическую практику концепция прав человека.
При создании политико-правового учения Локк лишь в малой степени следовал своей эмпирико-индуктивной методологии. В данной сфере он работал прежде всего как философ-аналитик, выражавший на отчетливом языке рассудка такие очевидности, которые неявным образом уже подчиняли себе актуальное политическое сознание и (по крайней мере в Англии) определяли семантику обычного языка. Можно сказать поэтому, что в политической философии Локка само новоевропейское правосознание, выстраданное в тяжких испытаниях периода религиозных войн, предстало в качестве феномена, то бишь в качестве «явления, которое само себя раскрывает, толкует и эксплицирует рационально понятным способом» (Э. Гуссерль).
По словам Маркса, сочинение Локка о происхождении человеческого разума было встречено как «давно и страстно ожидаемый гость». Но, пожалуй, с еще большим правом это можно утверждать относительно четырех писем о веротерпимости и двух трактатов о государственном правлении. Их чтение в XVII - XVIII веках сопровождалось максимальным эффектом узнавания, отчетливого постижения того, что уже витало в воздухе и подразумевалось. Добиться такого эффекта мог лишь мыслитель, который, во-первых, в совершенстве владел искусством аналитического толкования, а во-вторых, был достаточно близок к раннебуржуазным идейным движением.
На языке классово-идеологического анализа Маркс выразил это следующим образом: Локк представлял новую буржуазию во всех ее формах, он был классическим выразителем правовых представлений буржуазного общества в противоположность феодализму.
В философско-правовой теории Локка впервые высказал себя тот граждански-правовой идеал, который объективно запрашивался эпохой и провозглашая который подымающаяся буржуазия только и могла обеспечить себе роль общедемократического лидера.
Вовсе не случайно, что в ряду выдающихся политических деятелей рассматриваемого периода мы лишь в редких случаях встречаем последователей Г. Гроция, Спинозы или Гоббса (долокковская философия права при всей ее теоретической значимости еще далека от какого-либо реального общественно-политического влияния). И наоборот, на политической арене XVIII столетия - множество убежденных локкианцев (таковы, например, Джефферсон и Франклин, Сийес и Бриссо). Государственно-правовая теория Локка оказывается философски-концептуальным построением, посредством которого революции XVI - XVII веков передают свой горький опыт эпохе победоносных буржуазно-демократических переворотов.
Локковская конструкция «естественного права» - это уже не просто система теоретических постулатов, предназначенная (как у Спинозы и Гоббса) для объяснения преднайденного, наличие существующего государственно-правового порядка в его «истинной действительности». Это прямая декларация «неотчуждаемых прав», совокупность которых мыслится как основной закон вновь учреждаемого (разумного) общественного строя. На учение Локка прямо опирается конституционная практика североамериканских штатов, их знаменитые билли о правах. Локк был первым в истории философом, участвовавшим в составлении первоучредительного государственного акта: по рекомендации Шефтсбери он написал конституцию для Сев. Каролины, которая в 1669 году была одобрена собранием народных представителей и вступила в силу.
Хотя предложенный Локком конституционный проект и не принадлежал к числу радикальных документов раннебуржуазного правотворчества (во многих отношениях он стоял ниже даже тех принципов, которые сам философ отстаивал во втором «Трактате о государственном правлении»), тем не менее вотирование этого проекта было событием исторически знаменательным. Можно сказать, что учение Локка впервые угадало и аналитически прояснило буржуазно-демократическую законодательную волю, а эта последняя впервые узнала себя самое в принципах локковского «естественного права».
Раннебуржуазная интерпретация равенства
Говоря о живом субъекте правопорядка, Локк всегда имеет в виду изолированного индивида, ищущего частную выгоду. Да и социальная жизнь вообще рисуется ему прежде всего как сеть меновых отношений, в которые вступают простые товаровладельцы, лично свободные собственники своих сил и имуществ. «Естественное состояние», каким оно изображено во втором локковском трактате о государственном правлении,- это прежде всего состояние «честной» конкуренции, основанной на взаимопризнании.
Соответственно «естественный закон» (то есть диктуемое самой природой правило общежития) понимается Локком в первую очередь как требование равнопарт-нерства: природа предписывает, чтобы каждый индивид принимал другого в качестве свободного и независимого контрагента, соревнующегося с ним на поприще искания выгоды.
Равенство и свобода, которые входят в локковскую трактовку «естественного состояния» и «естественного закона»,- это то равенство и та свобода, которые предполагаются общим социальным смыслом более или менее развитого товарно-менового отношения.
Равенство,какеготрактуетЛокк,вовсенеимеет ввидуприродноеединообразие(равнокачественность) индивидов и не содержит в себе запрос на их превентивное уравниваниепоспособностям,силамиимуществам. Речь идетлишьоравенствевозможностейи притязаний,иэтосразусвидетельствуетоблизости правовой концепции Локка к формам сознания, адекватным становящемуся товарно-капиталистическому производству.
Юридическое равенство, на котором настаивает раннебуржуазная эпоха, лишь фиксирует это отношение, всюду подразумеваемое развитым товарным обменом. Суть его сводится к тому, что ни один из индивидов, сколь бы скудным ни было его естественное достояние (его интеллектуальные и физические силы, его умения и благоприобретения), не может быть исключен из конкуренции, отторгнут от свободного обмена благами и услуга-Л ми. Или (что то же самое): все люди, независимо от их естественного неравенства, раз и навсегда должны быть признаны экономически самостоятельными субъектами, находящимися в отношении добровольного взаимоиспользования.
Парадоксальная (совершенно непонятная ни для одного из «традиционных» обществ) идея «равенства без уравнивания», равенства, допускающего - и более того, оберегающего и стимулирующего - естественное несходство людей,- одна из основных тем в политико-юридических учениях философов-новаторов. На английской почве она впервые намечается у Гоббса, а затем - через Локка - переходит к классику буржуазной политической экономии Адаму Смиту.
Локк подхватывает формулу, имевшую у Гоббса смысл одной из норм государственной целесообразности, и акцентирует собственно правовое содержание: возможности, которые государство предоставляет для реализации естественных различий и неравенств, есть, как это ни парадоксально на первый взгляд, лучшее средство для устранения неестественных привилегий, то есть такого политического состояния, при котором знатные и сильные обладают исключительным правом на экономическую и личную независимость, а все прочие влачат подневольное существование в разных формах и градациях.
Наконец, в первых двух главах смитовского «Исследования о природе и причинах богатства народов» (главах, блестящих по мысли и стилю) идея «неуравнительного равенства» кладется в основу экономически-правовой программы.
Специфику человека, его определяющий признак как естественного существа Смит видит в способности взаимоиспользования от природы данных индивидуальных различий. Животное не получает решительно никакой выгоды от разнообразных способностей, которыми природа наделила подобных ему животных. Напротив того, среди людей самые несходные дарования полезны одно другому: различные их продукты, благодаря склонности к торгу и обмену, собираются как бы в одну общую массу, из которой каждый человек может купить себе любое количество произведений других людей, в которых он нуждается.
Склонность к торгу и обмену возводится Смитом в родовой атрибут человечества: человек для него есть в том же смысле животное обменивающееся, в каком для Аристотеля он животное общественное, а для
Франклина - «животное,производящее орудиятруда.
В природе до человека торгового обмена нет, и ^никому не приходилось видеть, чтобы одна собака обменивалась костью с другой. Здесь нет поэтому и достоинства в общении, вырастающего из сознания своей полезности для другого: животное, ищущее контакт,- это олицетворенное угодничество и лесть.
Лишь благодаря обмену природные различия индивидов становятся общественно значимыми, а сами индивиды равнодостойными в своей ограниченности и особенности.
Более того, обмен заставляет людей развивать и специфицировать их своеобразие, которое поначалу является слабо выраженным: Эта спецификация, преднайденных различий есть не что иное, как разделение труда, в котором Смит видит сущность прогресса.
Неудивительно, что в его концепции право на обмен (то есть на независимую деятельность, добровольное отчуждение ее продуктов и беспрепятственное никакими регламентами не стесняемое - приобретение товаров, произведенных другими людьми) выступает как право на равную принадлежность к цивилизации, к поступательному развитию общества и его совокупному богатству.
В развитом меновом отношении, подчеркивал Маркс, к определению равенства присоединяется еще и определение свободы. Хотя индивид А ощущает потребность в товаре индивида В, он не захватывает этот товар насильно и vice versa , но оба они признают друг друга собственниками, лицами, воля которых пронизывает их товары. Поэтому сюда прежде всего входит юридическое понятие лица и момент свободы, поскольку последняя содержится в этом понятии. Ни один из обменивающихся не захватывает чужой собственности насильно. Каждый передает ее добровольно... Индивид, каждый из индивидов, рефлектирован в себя как исключительный и господствующий (определяющий) субъект обмена.
Эта констатация может служить ключом к пониманию основного смысла личных свобод, подразумеваемых в локковской концепции естественного права.
В «Трактате о государственном правлении» Локк формулирует три основных прирожденных права личности, которые индивиды признают друг за другом в «естественном состояний» и которые затем гарантируются самим государством: это право на жизнь, свободу и собственность.
В «естественном состоянии», пишет Локк, каждый человек обладает сознанием того, что он «не должен, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику... предпринимать таких действий, которые отразились бы на сохранении жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности другого. Соответственно и принуждающая власть в государстве, основывающемся на разуме, никогда не может иметь права уничтожить, порабощать или умышленно разорять подданных... Ведь люди отказались от свободы естественного состояния и связали себя соответствующими узами только ради сохранения своей жизни, свободы и имущества.
Эти три права образуют, согласно Локку, конституционный базис правового порядка и впервые делают возможным законодательство, не стесняющее, а эмансипирующее по своему основному смыслу,- законодательство, самое возможность которого была непредставима для традиционного юридического мышления. Несмотря на всевозможные лжетолкования целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы... Ведь свобода состоит в том, чтобы не испытывать ограничения и насилия со стороны других, а это не может быть осуществлено там, где нет закона... Она представляет собою свободу человека располагать и распоряжаться, как ему угодно, своей личностью, своими действиями... и всей своей собственностью.
Тройственная правовая формула Локка (свобода, жизнь, собственность) вошла во многие раннебуржуазные конституции и явилась «клеточкой», из которой развилось затем более дифференцированное содержание «прав человека и гражданина».
В трактате Локка право на свободу, право на жизнь и право на собственность не выступают как внешние друг другу, рядоположенные принципы.-Они представляют собой элементарную систему прав, где одна норма с необходимостью отсылает к другой.
В каждом из трех прав, провозглашаемых Локком, речь идет, в конечном счете, об одном и том же: о признании людей полноценными «субъектами обмена», независимыми товаровладельцами, «воля которых пронизывает их товары.
Модель обмена незримо присутствует и в самом понятии свободы, как его использует Локк. Понятие это всегда подразумевает отношение к контрагенту, обладающему сознанием, волей, преднамеренностью. Мы почти нигде не встречаем у Локка натуралистических метафор свободы: выражений типа «свобода от тяжести>, «свобода от страстей», «свобода от бедности». Это тем более примечательно, что у его ближайшего предшественника Гоббса натуралистическая метафора прямо полагалась в основу философского определения свободы: Гоббс, например, считает воду, которая беспрепятственно растекается по поверхности, свободной, а воду, замкнутую в сосуде, несвободной.
Локк, в отличие от Гоббса, последовательно проводит ту точку зрения, что к природе, как она существует до и вне человека, понятия свободы и несвободы вообще неприменимы. Они имеют смысл лишь там, где налицо взаимные отношения людей, взаимные сознательно-волевые притязания. Противоположностью свободы является поэтому не стесненность и скованность вообще (например, зависимость от обстоятельств), а принуждение, угнетение, насилие, захват. На «несвободу» бессмысленно сетовать там, где нельзя обнаружить чужой порабощающей воли, преднамеренной (поддающейся вменению) экспансии.
Соответственно свобода - это всегда отношение между лицами, отношение взаимной добровольности, чистым обнаружением которой и является рынок. Государство и общество должны признать индивида в том значении, в каком его уже признает другой индивид, обменивающийся с ним продуктами труда.
Право на свободное распоряжение собственностью выступает при этом как итоговое, результирующее, интегративное, а право на свободу и жизнь - как его предпосылка.
Систематическая мысль Локка может быть выражена, на мой взгляд, с помощью следующих утверждений:
а) свобода в узком смысле (свобода выбора, или право на субъективное полагание и преследование целей) является ущербной и ограниченной, если она не дополнена свободой распоряжения индивидуальными жизненными силами (право на жизнь) и свободой распоряжения продуктами, в которых воплощены субъективные цели и жизненные силы (право собственности);
б) право собственности является ущербным и ограниченным, если оно распространяется только на вещи и не гарантирует возможности добровольного отчуждения своей жизнеспособности, рабочей силы (важнейший аспект права на жизнь) и возможности «располагать как угодно своей личностью» (свобода в узком смысле слова).
Права, означенные в «тройственной формуле» Локка, рефлектируют друг в друга: свобода в узком смысле слова и право на жизнь уже как таковые суть право собственности, ибо в них предполагается, что индивид есть владелец своих целей и жизненных сил.
И наоборот, право на собственность и право на жизнь уже как таковые суть свободы, ибо обеспечивают простор для реализации той же самой воли, которая выражает себя в выборе призвания, в полагании целей, в нестесненной совести и слове.
Чтобы уяснить, как стало возможным это взаимопроникновение трех, по видимости гетерогенных, прав, рассмотрим более обстоятельно локковское понимание каждого из них.
1. На первом плане естественно-правовой концепции Локка стоит право собственности. Оно включает в себя право на жизнь и свободу и нередко фигурирует в тексте локковского трактата как наиболее общее обозначение политико-юридического статуса личности.
В собственности личность возвышается над самою собой как эмпирической индивидуальностью; соответственно через собственность общество и государство как бы признают личность в последних истоках ее свободы и независимости. Локк в этой связи ссылается на следующий обычай, сложившийся в кромвелевской армии,- обычай, фиксирующий одну из основных максим нового (раннебур-жуазного) правосознания: Генерал, который может приговорить солдата к смерти за самовольное оставление поста или за неповиновение самым безрассудным приказам, не может при всей своей абсолютной власти... распорядиться хотя бы одним фартингом из собственности этого солдата или присвоить хотя бы малую толику из его имущества.
Собственность священна, более священна, чем само существование ее эмпирического носителя. Объяснение этой парадоксальной максимы Локк видит в том, что собственность воплощает в себе труд, то есть целенаправленную, сознательную и планомерную деятельность субъекта, посредством которой он сам себя впервые конституирует в качестве лица и признанного члена человеческого сообщества.
Последовательнее, чем кто-либо из его предшественников, Локк выразил основную объективную видимость раннебуржуазной эпохи - видимость того, что труд представляет собой субстанцию всякого частного владения.
Концепция Локка явилась прологом как одного из величайших научных завоеваний XVIII столетия (трудовой теории стоимости), так и целого комплекса вульгарно-экономических воззрений, группирующихся вокруг представления о непосредственном совпадении труженика и собственника в каждом «естественном» индивиде.
Именно труд,- как считал Локк,- создает различия в стоимости всех вещей... Если мы будем правильно оценивать вещи, которые мы используем, и расчленим, из чего складывается их стоимость, что в них непосредственно от природы и что от труда, то мы увидим, что в большинстве из них девяносто девять сотых следует отнести всецело на счет труда.
Это - формула, под которой подписался бы любой представитель классической буржуазной политэкономии.
Но поскольку Локк еще очень далек от различения абстрактного и конкретного труда, поскольку процесс создания стоимости рисуется ему как процесс непосредственного воплощения в продукте живых индивидуальных усилий, постольку следствием из теоретически правильной идеи об определении стоимости трудом оказывается у него теоретически ошибочная мысль относительно трудового происхождения всякой собственности. То, что человек извлек из предметов, созданных и предоставленных ему природой, он слил со своим трудом, с чем-то таким, что ему неотъемлемо принадлежит,- и тем самым делает это своей собственностью,. Благодаря труду он что-то присоединяет к предмету,- и тем самым делает это своей собственностью... Его труд создал разницу между этими вещами и общим.
Заметим, однако, что мысль Локка о происхождении всякой собственности из труда, как ни наивна она по мерке позднейших экономических и историко-экономических воззрений, не просто заблуждение.
Во-первых, она выражает иллюзию особого рода, иллюзию, которая становится истиной при некоторых исключительных («идеальных») условиях организации экономической практики (при наличии хозяйственного уклада, все агенты которого были бы простыми товаровладельцами).
Во-вторых, мысль эта, ошибочная как суждение о действительных фактах экономической истории, содержит в себе тем не менее момент нормативной истины. Неверно, будто имущество различных размеров возникало как результат различных степеней прилежания, но верно, что общество должно признать и санкционировать имущественные различия, если они действительно являются результатом различных степеней прилежания; неверно, будто любая собственность есть плод труда ее владельца, но юридически неопровержимо в отношении любого индивида, что труд его тела и работа его рук по самой природе вещей принадлежит ему. Утверждение «труд -- субстанция собственности» представляет собой «рационализацию», псевдообъяснение, которое превращет в сущностную («истинную») действительность то, что на деле истинно лишь в смысле долженствования и притом строго юридического долженствования: «общество и государство обязаны признать всякую собственность, являющуюся результатом труда».
Этот нормативный (и более того - нормативно-лимитирующий) смысл локковских рассуждений о труде как субстанции собственности четко зафиксировал Маркс в «Теориях прибавочной стоимости». По мнению Локка, замечал он, естественное право делает пределом собственности личный труд.
Именно полагание труда в основу всякого частного владения позволило Локку слить воедино три основных прирожденных права личности.
2. Труд, нацеленный на достижение индивидуального благополучия и выгоды, признается Локком определяющей формой человеческой жизнедеятельности, которая в первую очередь имеет в виду право на жизнь.
Право это, как оно трактуется Локком, не может быть сведено к простому запрету на убийство, к кодификации третьей библейской заповеди. Трактаты Локка воспроизводят нравственно-религиозные аргументы относительно священности жизни и ее трансцендентных, божественных, истоков * Однако специфическая локковская тема состоит не в этом.
Нарушением права на жизнь является, согласно Локку, уже всякое закабаление индивида, всякое насильственное присвоение его производительных способностей. Не убийство как таковое, а рабство, то есть экономическое состояние, при котором один человек получает в полное свое распоряжение жизненные силы другого и волен совершить над ним все что угодно, вплоть до убийства,- вот что прежде всего ставится под запрет локковским правом на жизнь. Оно отрицает не столько стихию разбоя и уголовщины, в которой покушение на жизнь появляется как хотя и массовидный, но все-таки случайный факт, сколько право на убийство, увенчивающее утилитарный произвол господина над рабом,- социально санкционированное низведение человека до положения рабочей скотины, вещи, орудия.
Из идеи о том, что жизнь, как дар бога, представляет собой неотчуждаемое достояние живущего, Локк делает не только вывод о моральной недопустимости убийства как индивидуального деяния, но еще и чисто правовое заключеннее немыслимости добровольного рабства или (что то же самое) о юридической противоестественности последнего.
Здесь не место разбирать, прав ли Локк в историческом смысле. Важно, что рабство представляется ему состоянием, в том же смысле несовместимым с разумным общественным порядком, в каком несовместимо с последним убийство. Именно поэтому Локк никак не может допустить, чтобы при социальном строе, описанном и санкционированном священной книгой - Библией, могло иметь место бессрочное и полное отчуждение индивидуальной жизненной силы. Для Локка самоочевидно, что подлинное право на жизнь существует лишь там, где общество состоит из экономически независимых производителей, часть которых (под давлением «потребностей и обстоятельств», а не в силу чужого приневоливания) на время продает себя в работу. При любых иных социальных условиях жизнь, по строгому счету, уже не является гарантированной.
Мы выразились бы чересчур сильно, если бы сказали, что жизнь вообще сводится Локком к деятельности, подчиненной счастью и выгоде как неотчуждаемо-личным целям каждого отдельного индивида. И вместе с тем несомненно, что существование человека, у которого отнята возможность подобной деятельности, не подпадает под понятие «жизнь», как оно мыслится в локковском выражении «право на жизнь».
3. Отсюда делается понятной внутренняя связь, существующая между этим правом и последним членом локковской «тройственной формулы», а именно свободой в узком смысле слова.
Свобода, поясняет Локк, существует там, где каждый признается -«владельцем собственной личности.
Право свободы, таким образом, фиксирует в качестве своего прямого и непосредственного смысла то, что в праве на жизнь лишь подразумевалось, присутствовало в качестве глубинного его содержания. Право свободы а limine отрицает всякое отношение личной зависимости (отношение раба и рабовладельца, крепостного и крепостника, холопа и хозяина).
Но право это имеет еще и свое собственное глубинное содержание. Если конечная интенция права на жизнь состояла в запрете рабства как экономического (частновладельческого) отношения, то право свободы, в конечном счете, имеет в виду отрицание политического рабства, или деспотизма. Речь идет о том, что в разумном обществе ни один человек не может быть невольником, вассалом или прислужником самого государства.
Присмотримся внимательнее к возникающей здесь задаче сложных понятийных различений (задаче, которая осознавалась Локком, но не была решена им до конца). В условиях рабства как экономического отношения у индивида отнимается сама возможность полагания и преследования собственных целей (выгод): раб представляет собой безответственное орудие чужой воли.
Эта форма несвободы может иметь место и в структуре деспотическогогосударства.Однако его специфическая тенденция является иной. Деспотическая власть порабощает индивида прежде всего тем способом, что навязывает ему свои цели(свои представления о выгодном, достойном, спасительном и т. д.). Она претендует не на труд (производительную силу) индивида непосредственно, а на самое его способность целеполагания, на его убеждения и совесть, овладевая которыми онаприсваивает, между прочим, и его работу. С классической ясностью эта форма господства была запроектирована в средневековых теократических концепциях. Здесь предполагалось, что христианину как подданному «божьего града» (церкви-государства) могут быть предписаны сами его субъективные устремления, что он может подвергаться насилию и даже уничтожению по соображениям его же собственного, но «правильно понятого» блага (спасения, блаженства). Откровенная и циничная утилизация индивида, которая характерна для рабства как экономического отношения, замещалась здесь утилизацией, осуществлявшейся под формой пастырской опеки, руководства, воспитания. Непосредственно господствуя над мыслями (и только над мыслями)верующего,средневековаяцерковь получала возможность назначать ему и его дела; силой отвращая индивида от самостоятельно усмотренных (а потому «кажущихся», «обманчивых»)выгод, она извлекала из его трудов и жертв свою собственную выгоду.
Достаточно последовательным преемником церкви в деле такого патерналистского порабощения индивида стал государственный абсолютизм XVII века, против которого непосредственно направлялась локковская правовая концепция.
Не случайно поэтому Локк считает сомнительной и ненадежной всякую декларацию права собственности и права на жизнь, которая не опирается на гарантии свободного индивидуального самоопределения.
Люди не могут быть на деле ни полными собственниками своих имуществ, ни независимыми товаропроизводителями, если им не обеспечена свобода совести (право на независимо-личное суждение о боге и мироустройстве), перерастающая затем в свободу призвания (право на самостоятельное определение конечных целей, общего смысла индивидуального существования) и в утилитарную автономию (право самостоятельного усмотрения каждым человеком того, что для него лично является полезным и вредным, выгодным и невыгодным, спасительным и пагубным).
В трактатах о государственном правлении этот аспект правовой концепции Локка не выражен эксплицитно. Однако его достаточно ясно высказывают более ранние работы: «Опыт о законе природы» и знаменитое «Письмо о веротерпимости».
Основной замысел «Опыта о законе природы», на первый взгляд, состоит просто в утилитарной редукции этики (в сведении добра к удовольствию, а зла К страданию). Однако подлинный пафос трактата не в этом: Локк настаивает на том, что каждый человек обладает способностью самостоятельно ориентироваться в проблемах, относящихся к его удовольствию и страданию, пользе и вреду. Всякая попытка решать за индивида, что для него выгодно, а что - пагубно, является морально несостоятельной. Если же она отливается еще и в социальное принуждение, то подобное менторство, сколь бы благими ни были его мотивы, представляет собой деспотизм (домашний, корпоративный или государственный).
С этой важнейшей установкой «Опыта...» перекликается центральная идея «Письма о веротерпимости», одного из немногих произведений XVII века, где принцип толерантности доведен до прямого отстаивания свободы совести и отделения церкви от государства.
Отталкиваясь от постулированного в «Опыте...» принципа утилитарной автономии, Локк считает, что никого нельзя заставить быть богатым или здоровым вопреки его воле в том же смысле следует признать, что ^попечение о собственной душе принадлежит каждому человеку и должно быть предоставлено ему самому.» Нельзя смотреть на вещи, которые человек должен искренне постигать в себе и достигать их познания путем рассуждения, исследования, изучения и собственных стремлений, как на специальную профессию какого-то одного разряда людей.
Никто не вправе постигать бога за другого; никому не дано обладать общеобязательным смысложизненным знанием о мире в целом. Попытка же навязывать подобное знание с помощью государственного принуждения прямо должна быть отнесена к числу социально опасных действий.
Обретение веры (или, в более широком смысле, складывание мировоззренческих установок) есть для Локка процесс сокровенный и неотъемлемо личный. Хотя с теоретико-познавательной и психологической точки зрения в нем нет ничего таинственного (здесь господствуют «свет и доказательства»), однако принуждающая власть должна отнестись к этому процессу так, как если бы он был своего рода персональным тайнодействием.
Собственное убеждение (вера, установка) - такова первая собственность и первая свобода, которые разумное государство гарантирует каждому индивиду: нестесненная совесть образует базис всех прав.
Этому соответствует следующая совокупная картина жизнедеятельности «естественного индивида», вырисовывающаяся в работах Локка: вера проектирует себя в целях, цели реализуются в предприятии (труде), труд воплощается в собственности. Или (если посмотреть на тот же процесс с другого конца): собственник в индивиде всегда уже предполагает труженика, а этот последний - субъекта независимых убеждений (индепендента).
Данная картина, если ее понимать как изображение реального социально-экономического явления, насквозь идиллична. Она не учитывает постоянно совершающегося в условиях классового общества отчуждения собственности от труда, а самого труда - от той субъективности индивида, которая выражает себя в целеполагании, убежденности и вере.
Дело, однако, будет выглядеть по-иному, если эту же самую картину трактовать как утверждение некоторой нормы и образца.
Только та деятельность достойна названия «свободного предприятия» («труда» в раннебуржуазном его понимании), которая покоится на независимом суждении, выборе и целеполагании. Это верно в том же смысле, в каком только собственность, нажитая трудом, признается неотчуждаемым достоянием индивида. И если Маркс видел заслугу Локка в том, что его «естественное право» «делает пределом собственности личный труд», то на том же основании можно говорить, что Локк сумел первым увидеть в свободе совести элементарное условие (и в этом смысле - нормативный лимит), соблюдение которого только и делает сам труд личным трудом.
«Естественное право» Локка формулировало новый политико-юридический идеал: идеал общества, в котором каждый человек с самого начала признается в качестве индепендента-труженика-собственника.
Такова полная формула локковского «естественного индивида» и одновременно - полная формула для статуса юридического лица. В ней имплицитно содержится уже весь перечень «свобод», который будет развернут затем в буржуазно-демократических декларациях «прав человека и гражданина». В самом деле, признать в человеке индепендента значит законодательно гарантировать свободу совести, слова, печати, собраний, союзов; признать в нем труженика значит поставить вопрос о свободе профессий, свободе перемещения и т. д.
Но что еще более существенно - это обнаружение Локком глубокого смыслового единства всех прав-свобод.
Философско-правовые трактаты Локка имеют вид теоретических построений, объясняющих, что такое государство, закон, собственность, как одно общественное состояние возникает из другого и т. д. В действительности, однако, локковские объяснения мало что объясняют: по своему реальному содержанию они суть не что иное, как окольный путь к аналитическому прояснению взаимосвязи различных норм, формул долженствования, которые выработало новое, раннебуржуазное правосознание. Под формой рациональных доказательств (доводов от Бога, или от мудрой, богоустроенной Природы) в философско-правовых трактатах Локка на деле развертываются суждения следующего типа: «ратуя за гражданский мир (порядок), нельзя не ратовать за правопорядок»; или: «нет подлинного уважения к собственности без уважения к независимому убеждению»; или: «право на жизнь ничего не стоит, если оно не включает в себя права на свободное распоряжение жизнью» и т. д.
Установление внутреннего единства всех прав-свобод, которое Локк, продолжая дело других философов-новаторов, осуществлял посредством псевдообъяснений («рационализации»), само по себе было огромным завоеванием раннебуржуазной эпохи.
Благодаря этому был усмотрен совершенно специфический, целостно-единый мир норм, прежде осознававшихся либо порознь (фрагментарно), либо в качестве подчиненных моментов иных нормативных образований: нравственности и обычая, канонического права и «государственной мудрости»; в результате была впервые положена предметность, с которой имеет дело юриспруденция как особая наука, «отпочковавшаяся» от традиционной, «моральной» философии.
Локковская концепция естественного права противостоит не просто феодальным социально-политическим воззрениям, но и образу мыслей, вообще характерному для докапиталистических обществ. Она требует от государства не просто «мудрой опеки над подданными», не просто отеческой заботы и рационального сочетания «общей выгоды с частной» (от подобных установок несвободно еще даже римское право - самая нетрадиционная из традиционных политико-юридических систем). Она ставит во главу угла уважение к дееспособности и гражданской самостоятельности индивида.
Соловьев Э.Ю. Феномен Локка // Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас. –М.1991-с. 146-166.
Статьи
- О трафаретных предрассудках в толковании генезиса и смысла прав человека // Философия в диалоге культур: материалы Всемирного дня философии. М.: Прогресс-Традиция. 2010. С. 136-154.
- Антитетика массового сознания // Открывая Грушина. М.: МГУ. 2010. С. 129-139.
- Кант на все времена // Философия и этика. Сборник научных трудов к 70-летию академика А. А. Гусейнова. М.: Альфа-М. 2009. С. 104- 120.
- Экзистенциальная сотериология Мераба Мамардашвили // Мераб Константинович Мамардашвили [серия Философия России второй половины XX века]. М.: РОССПЭН. 2009. С. 174-202.
- Предопределение и твердая воля в теологии Жана Кальвина // Философия и культура. 2009. № 10. С. 31-42.
- Реформация и становление новоевропейской цивилизации // Вестник РГНФ. 2009. № 1 (54). С. 68-75.
- Реформация как цивилизационный «геологический сдвиг» // Берестень (философско-культурологический альманах). 2009. № 1 (3). С. 79-87.
- Человек под допросом (нелживость, правдивость и право на молчание) // Логос. Спецвыпуск. 2008. № 5 (68). С. 23-34.
- Критико-верификационная функция философии // Актуальные проблемы сквозь призму философии. Ежегодник МИОН. Вып. 2. Новгород Великий. 2008. С. 77-89.
- Вторая формула категорического императива в морально-правовом учении Вл. Соловьева // Иммануил Кант: Наследие и проект / Под ред. В. С. Степина, Н. В. Мотрошиловой. М.: Канон+. 2007. С. 550- 558.
- Самосознание против самолюбования // Проблемы российского самосознания: Материалы 1-й Всероссийской конференции, Москва-Орел, 2006 / Под ред. С.А. Никольского. М.: ИФРАН. 2007. С. 38- 43.
- И. Кант: этический ответ на вызов эпохи секуляризации // Историко-философский ежегодник"2004. М.: Наука. 2005. С. 209-226.
- Провидение против фатума // Философия и история философии: актуальные проблемы. К 90-летию академика Т.И. Ойзермана. М.: Канон+. 2004. С. 382-396.
- Переосмысление талиона. Карательная справедливость и юридический гуманизм // Новый мир. 2004. № 4. С. 123- 143.
- Секуляризация-историцизм-марксизм (тема человекобожия и религии прогресса в философской публицистике С.Н. Булгакова // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2004. № 2.
- Момент дикости (о правах человека, правосудии и водке) // Индекс: Досье на цензуру. 2003. № 18.
- Человекобожие и религия прогресса в публицистике С.Н. Булгакова // Вопросы философии. 2002. № 7.
- Гуманитарно-правовая проблематика в философской публицистике В.С. Соловьева // Соловьевский сборник. Материалы международной конференции «B.C. Соловьев и его философское наследие» (Москва. 28- 30 августа 2000 г.) / Под ред. И. Борисовой и А. Козырева. М.: Феноменология-Герменевтика. 2001. С. 29- 51.
- Секуляризация-историцизм-марксизм: тема человекобожия и религии прогресса в философской публицистике С.Н. Булгакова // Вопросы философии. 2001. № 4. С. 31- 37.
- Понятие права у Канта и Гегеля (вгляд из русской традиции и современности) // Судьбы гегельянства: философия, религия и политика прощаются с модерном / Под ред. П. Козловски и Э. Соловьева. М.: Республика. 2000. С. 272-286.
- Благослови свой синий окоем. Космоперсонализм и историософская ирония Максимилиана Волошина // Русский журнал. 1998 (март).
- Экзистенциальная сотериология Мераба Мамардашвили // Историко-философский ежегодник"1998. М.: Наука. 2000. С. 387-407.
- Права человека в политическом опыте России (вклад и уроки XX столетия) // Реформаторские идеи в социальном развитии России. М.,: ИФРАН. 1998. С. 131- 199.
- Философский журнализм шестидесятых: завоевания, обольщения, недоделанные дела // Вопросы философии. 1997. № 8 (перепечатано в кн.: Как это было: Воспоминания и размышления / Под ред. В.А. Лекторского. М.: РОССПЭН. 2010).
- Позвольте объявиться // Там же. № 8. С. 68- 71.
- Толерантность как новоевропейская универсалия // Философьска думка. Киев. № 3- 4. 1997.
- Только после Владимира Соловьева русская либеральная мысль смогла обрести программную последовательность // Либерализм в России / Под ред. В. Пустарнакова и И. Худушиной. М.: ИФ РАН. 1996.
- Правовой нигилизм и гуманистический смысл права // Квинтэссенция: философский альманах. М.: Политиздат. 1990.
- Индивид, индивидуальность, личность // Коммунист. 1988. № 17. С. 50- 63.
- Попытка обоснования новой философии истории в фундаментальной онтологии М. Хайдеггера // Новые тенденции в западной социальной философии. М.: ИФАН (ротапринт). 1988. С. 11- 50.
- Морально-этическая проблематика в «Критике чистого разума» // «Критика чистого разума» Канта и современность / Отв. ред. В.А. Штейнберг. Рига: Зинатне. 1984.
- Биографический анализ как вид историко-философского исследования // Вопросы философии. 1981. № 7. С. 115- 126. № 9. С. 132- 143.
- Предпринимательство и патриотическое сознание // Культура российского предпринимательства. М., 1977. С. 58- 70.
- Экзистенциализм // Вопросы философии. 1966. № 3. 1967. № 1.
Энциклопедии
- «Критика практического разума » (Кант), «О рабстве воли » (Лютер), Пуфендорф , Разум практический // Новая философская энциклопедия: В 4 т. М.: Мысль. 2000- 2001.
Статьи на иностранных языках
- The Existential Soteriology of Merab Mamardashvili // Russian Studies in Philosophy. Summer 2010. Vol. 49, no. 1. P. 53- 73.
- Die zweite Formel des kategorischen Imperatives in der moralischen Lehre von W.S. Solowjew // Kant in Spiegel der russischen Kantforschung heute / Hrsg. N. Motroschilowa, N. Hinske. Stuttgart; Bad Cannstatt: Vroman Verlag. 2007.
- The Humanistic-Legal Problematic in Solov"ev"s Philosophical Journalism // Studies in East European Thought. Special Issue / Ed. by Evert van der Zweerde. Vol. 55, No. 2. 2003. P. 115- 139.
- Sekularisation- Historizismus- Marxismus. Menschgottum und Fortschrittreligion in der philosophischen Publizistik S.N. Bulgakovs // Das Christentum und die totalitä ren Herausforderunden des 20. Jahrhunderts / Hrsg. L. Luks. Koeln; Weimar; Wien: Boehlauverlag. 2002.
- Der Begriff des Rechts bei Hegel und Kant // Die Folgen des Hegelianismus (Philosophie, Religion und Politik im Abschied von der Moderne / Hrsg. P. Koslowski. Muenchen: Fink. 1998.
- Ethische Begruendung des Rechts bei Vladimir Solovi"ev // Russisches Denken im europaeischen Dialog / Hrsg. M. Dippermann. Innsbruck; Wien: Studien-Verlag. 1998. S. 311- 318.
- Law as Politians Morality // Justice and Democracy. Honolulu . 1997.
- Die Entstehung einer personalistischen Philosophie im heutigen Russland // Studies in Soviet Thought 44. 1992. P. 193 - 201.
Соловьев, Эрих Юрьевич
(р. 20.04.1934) - спец. в обл. истории западноевроп. филос.; д-р филос. наук. Окончил филос. ф-т МГУ (1957). С 1958 по 1968 - зам. зав. отделом совр. заруб. филос. ж. "ВФ". В 1968-1970 - н. с. Ин-та междунар. рабочего движения, зав. сектором соц. психол. и масс, движений. С 1970 - в ИФ АН СССР (РАН), в наст. вр. - гл. н. с. Канд. дисс. - "Экзистенциализм и научное познание" (1967). Докт. дисс. - "Эпоха ранних буржуазных революций и практическая философия Канта" (1991). В 60-е гг. осн. обл. интересов С. - концепции К.Ясперса, М.Хайдеггера, Ж.-П.Сартра. В противовес расхожему истолкованию экзистенциализма как "филосософского отчаяния и страха", утверждал, что суть этого направления в стоическом сопротивлении пессимизму, рожденному кризисом традиц. бурж. религии прогресса. Показывал, что критика экзистенциализма предполагает освобождение от провиденциалистского (историцистско-го) истолкования обществ. развития при разработке концепции открытой, ситуативно-подвижной истории. Один из примеров такого понимания истории С. видит в работах Маркса 1848-1852 (ВФ. 1968. № 5). С 70-х гг. С. занимался изучением нравств. и правовых идей нем. реформации, подготовил (первую в СССР) науч. биографию Лютера. Реформацию он трактует как великий социокультурный переворот, в ходе к-рого родилась предпринимательская хозяйственная этика, раннебурж. правовая и договорная теория гос-ва. Др. обл. иссл., интересующая С., - этика и филос.-правовое учение Канта. С. видит в Канте не столько родоначальника нем. класс. филос., сколько крупнейшего завершителя Просвещения, многие идеи к-рого не были поняты Фихте, Шеллингом и Гегелем. Работы С. посл. лет посвящены проблемам прав человека и правового гос-ва. В дискуссиях о путях развития России С. настаивает на том, что Россия в новых ист. условиях должна повторить дух., идеол. усилия, к-рые обеспечили становление гражд. об-ва, правовой системы и рентабельной экономики в странах Запада. В работах С. рассматриваются также методол. проблемы биографического, ситуационно-ист. анализа, комплексного изучения ключевых эпох дух. развития, а также вопросы филос. теории личности.
Соч.: Экзистенциализм. Критический очерк // ВФ. 1966. № 12. 1967. № 1 ; Экзистенциализм и научное познание. М. , 1966 ; Классика и современность : две эпохи в развитии буржуазной философии. [В соавт. ] // Философия и наука. М. , 1972 ; Церковь , государство и право в эпоху ранних буржуазных революций. М. , 1983 ; Прошлое толкует нас. Очерки по истории философии и культуры. М. , 1990 ; И.Кант : взаимодополнительноетъ морали и права. М. , 1992.
Большая биографическая энциклопедия . 2009 .
Смотреть что такое "Соловьев, Эрих Юрьевич" в других словарях:
- (р. 1934) специалист в области истории западноевропейской философии. Доктор филос. наук. Окончил филос. факультет МГУ (1957). С 1958 по 1968 зам. зав. отделом зарубежной философии жур. «Вопросы философии». В 1968 1970 научный сотрудник Ин та… … Философская энциклопедия
Полный список членов корреспондентов Академии наук (Петербургской Академии наук, Императорской Академии наук, Императорской Санкт Петербургской Академии Наук, Академии наук СССР, Российской академии наук). # А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р … Википедия
Медаль лауреата Ленинской Премии Лауреаты Ленинской премии Данный список является неполным. Ленинская премия ежегодно присуждалась 22 апреля, в день рождения … Википедия